пятница, 18 сентября 2009 г.

цикл Святые из Преисподней, ч. 2, гл. 4

пишет Нечестивица



 



 



Глава 4



 



 - Конвой прибыл, и карета давно подана! - объявил Федя, бесцеремонно вторгаясь в её прихожую.

- Про конвой - в самую точку, - уныло констатировала Венита и горестно вздохнула.

- Не дрейфь, сестричка, - оптимистично утешил её брат. - Это всего-навсего один вечер и одна ночь. А потом сможешь опять забыть слово «родители» где-нибудь на пару месяцев.

«Shut your fuckin' mouth», - подумала она, злорадствуя, что нет необходимости высказывать ругательства вслух. Федя возмущённо посмотрел на сестру.

- Почему ты всегда так резко реагируешь на мои невинные шутки?

Венита хмыкнула.

- Чай будешь?

- Чай. - он задумчиво уставился на приоткрытую дверь зала, откуда доносилась негромкая музыка. Прислушавшись, он узнал Наутилус Помпилиус.

Из тени из каменной ночи

Явился под вежливый стук,

Медленно, но без сомнений

Очертил на полу белый круг.

И без лишних приготовлений

Начал танец бесчисленных рук,

Где в каждом безумном движеньи

Рождался неведомый звук.

Федя быстро прошёл в комнату и увеличил до предела громкость звука. Венита, скрестив на груди руки, прислонилась к дверному косяку и наблюдала, как он грациозно вскинул голову, рассыпав по плечам светлые волосы, взмахнул руками, изогнув кисти, и начал танцевать. Это был спонтанный порыв, какие иногда случались с её братом: ни с того ни с сего он принимался танцевать в её присутствии (в обществе других он предпочитал сдерживать свои неуместные порывы). Эти танцы отличались от тех па, которые они вытворяли в паре. Словно европейские западные традиции разом отметались за ненадобностью и на смену приходил многолетний опыт шаманов, призывающих духов в пламени костров. В такие моменты Фёдор больше всего напоминал жреца-шамана, без перьев и ритуальных веточек, но с развевающейся гривой волос и извивающимся телом рептилии. Невольно вспоминался Джим Моррисон, которого около тридцати лет назад с благоговением называли Королём Ящериц.

Федя опустился на колени, восстанавливая дыхание, сбившееся во время кульминации танца.

- Жаль, нет камеры, - заметила Венита. - Я бы отправила Вячеславу в качестве версии клипа на его песню.

- Если бы был толк, - ответил Федя, не поднимая головы. - Ему сейчас всё равно. Репетировать будем?

- Не надо, - подумав, сказала девушка. - Если помнишь текст, то оставим всё на волю случая. Если где и собьёмся, то не беда - в русском роке это только приветствуется.

- Сестричка, вынь ядовитые зубы на полку, пока мы будем на дне рождения отца! - рявкнул он, хватая её на руки и таща в прихожую. - И давай уже собирайся, а то опоздаем к торжественному началу, - добавил он, предупреждая все возмущённые возгласы.

Унесла река времени путь от старого дома, где прошла большая часть их жизни. Но русло реки, похоже, очень извилистое. И неужели реки могут возвращаться к оставленным старицам?..

Венита с каким-то принуждением подходила к ненавистному дому, входила в ненавистный подъёзд, поднималась по ненавистной лестнице к очень знакомой двери, внешний облик которой не изменился ни капли, несмотря на произведённый в квартире ремонт: всё тот же болотно-серый дерматин и слегка поблекшая железная цифра «16». Они постояли некоторое время у двери, обнявшись и задумавшись каждый о своём. Федя вздохнул и нажал на кнопку звонка.

- Заходите скорее, - поторопила их мать, поспешно обняв и затянув в прихожую. - Все ждут только вас!

Федя задумчиво обвёл взглядом присутствующих. Те же самые лица, которые время от времени появлялись на пороге, ещё когда он жил здесь: папина группа, их продюсер, а также, по совместительству, друг семьи и его крёстный отец; музыканты рок-групп, с которыми постоянно гастролирует и выпивает отец, их жёны и уже выросшие дети; бессменные механики и (о, чудо) менеджер, которого всегда трудно было вызвонить и вытащить на дружеские посиделки (на что периодически сетовал и жаловался отец). Он поймал взгляд чьих-то умных и горящих знакомым огнём серых глаз и удивился: уж кого он не ожидал здесь увидеть, так это Валеру! Его учитель никогда не был гостем в этой квартире, сколько Федя себя помнил. Да и вместе с отцом он его никогда не видел, что было очень странно - его отец всегда очень близко общался с теми, кого действительно считал своими друзьями. Но и за праздничный стол он бы не пустил того, кого своим другом не признаёт! Странно, однако.

Он поискал глазами сестру, которая достаточно хмуро бросила недружелюбный взгляд по сторонам и тихо уселась в уголке. Заметив Валеру, она не только не удивилась, но даже обрадовалась его присутствию на вечеринке, как будто предполагала, но особо не надеялась. Впрочем, прислушавшись к её мыслям, он понял, что попал в самую точку. А ещё он заметил, что Вениту, как и его самого, уже который день гложет неприятное предчувствие катастрофы. Он тяжело вздохнул - только этого не хватало! Валеру отвлёк каким-то очень серьёзным разговором его крёстный, причём (не надо быть семи пядей во лбу) это явно касалось продюсирования какой-то начинающей группы, которая в данный момент пригрелась под крылом Валеры. Федя решительно подсел к сестре с намерением поднять ей настроение.

- И даже не надейся, - мрачно сказала Венита, едва он открыл рот. - Я сегодня - Вэнсди Адамс до самого финала сей пати.

- Слушай, ты могла бы не так нахально демонстрировать знание меня как личности, а то я начинаю уже испытывать комплекс неполноценности! - возмущённо сказал Фёдор.

- Неполноценности? Ха, так я и поверила. И, между прочим, я тебе ещё ни разу не выговаривала за нахальное чтение моих мыслей в самый неподходящий момент, так что сиди и помалкивай.

Поймав гневно сверкающий взгляд голубых глаз, она весело расхохоталась и резко неожиданно запрыгнула на него, обняв и взъерошив гриву его длинных волос. И тут же погасив его гнев.

- Нахалка, - прошептал он.

«Стервец», - злорадно подумала она в ответ.

- Так что, будем дарить наш подарок? Все уже достаточно пьяны, чтобы послушать дилетантов, но не настолько, чтобы упасть под стол во время исполнения. Редко когда удаётся поймать такой момент.

Федя поразмыслил.

- Знаешь, я что-то не хочу петь «Ритуал», - ответил он. - Эта песня здесь неуместна. Если бы здесь собрались ценители готики, то - другое дело, а так.

- И что ты предлагаешь взамен?

- «Сто лет одиночества мира». Ты же знаешь, отец - поклонник Гарсиа Маркеса, так что ему вдвойне должно понравиться.

- Но мы же её недостаточно отрепетировали! - запротестовала Венита. - «Ритуал» куда более удачно вышел.

- Сестрёнка, а как же твой любимый девиз «чем сложнее задача.» и т.д.?

- Зараза ты, - вздохнула она. - Ладно, я согласна. Прошу всех внимание!..

Нет более благодарной аудитории, чем сами музыканты - надо знать и слушать предполагаемого и реального противника в лицо, чтобы потом сыграть ещё лучше. Но здесь на лицах было одно умиление, особенно у родителей. Мол, дети пошли по стопам. Венита усмехалась про себя, быстро настраивая гитару и немного тревожась по поводу брата - тот не успел распеться. Федя азартно улыбнулся с изрядной долей озорства и тут же посерьёзнел. После первых пропетых строк посерьёзнела и основная аудитория.

Поговори со мной во сне, второе я,

Нарушь сто лет моего одиночества.

Я не могу никак найти себя,

Я словно плод безумного пророчества.

Как трудно не поддаться бреду!

Как мучительно смотреть другим в глаза!

И хоть явится просвет перед обедом,

После двенадцати опять пойдёт гроза.

Пусть льётся дождь, ревёт природа -

Ведь мёртвые же были всё равно!

Пускай всё смоет непогода,

И время скажет: «Как давно!»

Он возродился на надеждах

И умер, словно в забытьи,

А всего-то надо было сделать:

Подняться с места и уйти.

Но молчаливо говорили истину они,

Купаясь в чести и пороке:

«Нет, никогда мы не одни,

Но все мы одиноки».

- Давайте выпьем за молодые дарования, которые ещё прославятся не хуже родителей,- после того, как стихли овации, и воцарилось молчание, произнёс Валера. Все тут же хором заговорили, громко чокаясь бокалами: каждый хотел высказать свои дополнительные пожелания к произнесённому тосту. Брат и сестра погрузились в состояние, близкое к ступору - как бывало всегда во время их репетиций, словно совместное творчество затягивало их в мир, доступный только им двоим и никому более. Мир, где обычно царила гармония, был окутан чёрными облаками нарастающей тревоги и не хотел их отпускать в реальность. Очнувшись и встретив испуганный взгляд сестры, Федя вздрогнул и потянулся было к ней, как его дёрнул за рукав Валера.

- Молодец, юный провидец! - похвалил он его. - У тебя будет большое будущее: ты пойдёшь дальше этого сборища нелепых людей, называющих себя рокерами.

Федя невольно улыбнулся - Валера точь-в-точь повторил слова его сестрёнки. Только они прозвучали гораздо спокойнее (сестра только в минуты гнева или крайнего раздражения принималась костерить русских рок-музыкантов во главе с отцом и его группой) и как нечто само собой разумеющееся.

- Фёдор, ты уже начал собирать людей для группы? - серьёзно спросил Валера. - И мне интересно: в какую сторону ты собираешься пахать на великом поле рок-музыки?

Юноша задумался, потом на его лице появилась озорная улыбка.

- Ну, Венита и я хотим свести с ума нашу публику. И сойти с ума сами.

- Кгхм, - глубокомысленно изрёк Валера. - Тогда вам понадобятся клавиши.

- Они нам по-любому понадобятся, - усмехнулся Федя.

- Я хочу порекомендовать вам одного человека, играющего на клавишах. Слушай, давай пока выйдем, постоим на улице - что-то душно в квартире, даже курить как-то совестно.

Юноша пожал плечами и согласился: о том, что Валера неспроста позвал его в приват, догадаться было нетрудно. Поэтому терпеливо подождал, пока наставник прикурит от огонька старой газовой зажигалки (которую наверняка ему подарили друзья и которую он исправно заправлял раз в неделю) и начнёт долгожданный важный разговор.

- Давно ты пишешь стихи? - спросил Валера, выпустив колечко дыма.

- Ну. С детства. Потихоньку.

Валера выразительно приподнял одну бровь.

- В девять лет я сочинял и записывал коротенькие четверостишия со всякими элементами европейского и славянского фольклора, потом стихи удлинились и усложнились, а темы стали серьёзнее. Про любовь, в основном. Иногда проблемы социального толка. Про котят не пишу, - ядовито добавил Федя, отчего его друг, не выдержав, расхохотался. Вместе с ним рассмеялся и молодой поэт. Действительно, зачем язвить перед человеком, прекрасно понимающим твоё состояние и с пониманием же и относящимся к оному?

Они говорили о будущем группы, постепенно рождающейся в воображении юноши, но не касались организаторских проблем. Валеру интересовал репертуар, в котором собирался играть Федя сотоварищи.

- Венита обожает готику во всём её разнообразии и не видит нас никем иначе, как готик-рок группой. Причём неважно, в какую сторону пойдёт уклон - в альтернативу или металл - ей хочется перепробовать практически всё, да и я особо над стилем заморачиваться не хочу, - признался Федя. - Слушай, а ты сам, случаем, не музыкант?

Валера молчал, уставившись на росшее в небольшом садике у подъезда дерево и выпуская клубы дыма, пока от сигареты не остался один фильтр.

- Был когда-то, - наконец ответил он, втаптывая окурок в асфальт и отбрасывая его в кусты.

- А что случилось с группой? - полюбопытствовал Федя.

- Развалилась, - коротко проинформировал Валера. - Слишком много было амбиций на пятерых человек.

- А свою почему не организовал?

- А она и была моей. Больше не хочу - натешился и славой, и небольшим заработком. Сейчас только с друзьями иногда балуюсь за компанию - вместе вспоминаем старые добрые времена. Мне интересно, - сменил он тему, - как ты собираешься использовать свой дар ясновидения, который у тебя потихоньку развивается?

Юноша смущённо опустил глаза.

- Я ещё не думал над этим, если честно. И не хочу. Он сам как-то используется, выручая меня в щекотливых и не очень ситуациях. Я, конечно, не прочь найти учителя и обучиться контролировать его, да где ж его найдёшь в Москве-то? Здесь только одни шарлатаны для доверчивых граждан. Я тут поразмыслил и решил.

Что именно он решил, Валере узнать так и не удалось. Федя резко прервал начатый разговор и также резко замер, словно его ударили сзади обухом топора по голове. Он постоял, покачиваясь и обхватив себя руками: удар действительно был, но не физический, а ментальный. Валера отреагировал сразу же.

- Что случилось? Где? - задал он сразу два вопроса.

- В квартире, - кратко ответил Фёдор, и оба, синхронно распахнув двери подъезда, рванули вверх по лестнице - Федя ненамного опережал своего пожилого друга. Его скрутило у перил лестничной площадки, едва они подошли к квартире. Валера обеспокоено склонился к нему, но Федя, оттолкнув его руки, пронзительно закричал и стал колотить в дверь, другой рукой вдавливая кнопку звонка в стену. Валера присоединился к нему, но понял, что результатов им не добиться - в квартире будто все умерли. Новая стальная дверь, обшитая изнутри толстым слоем деревянных панелей и должным образом утеплённая, не пропускала ни звука - ни внутрь, ни изнутри. Устроенный шум услышали соседи: после минутного изучения в дверной глазок, из квартиры справа вышла соседка, к которой тут же кинулся Валера и чуть погодя - Фёдор.

- Телефон есть? - спросил её бывший музыкант.

- Е-есть, - слегка запнувшись, робко ответила соседка. - А что случилось, Феденька?

- В квартиру попасть не можем, - рявкнул Фёдор и подскочил к аппарату. В трубке, как звон погребального колокола, раздавались длинные гудки - никто не отвечал. - Да что они там, спьяну все разом попадали что ли?!

Парень в сердцах бросил трубку, и тут дверь их квартиры наконец-то открылась. Федя, ни на кого не обращая внимания, чуть не сбив с ног открывшего дверь продюсера, буквально ворвался в зал, растолкав гостей, столпившихся у входа. Он остановился, едва перешагнув через порог, осознав, что опоздал и уже торопиться некуда.

Посреди комнаты, перед диваном лежал, раскинув руки, его отец, с лица которого постепенно сходила багровая краска. Черты лица застывали и превращались в посмертную маску. Рядом, между телом и диваном стояла Венита, прижимая сжатую в кулак ладонь к груди. Другая рука безвольно повисла вдоль напряжённо застывшего тела, напоминавшего натянутую струну, которая вот-вот порвётся. Она не плакала и не кричала, просто смотрела, спокойно и задумчиво. Потом перевела взгляд на брата. Она очень долго смотрела в его глаза, как будто чего-то искала. Он чувствовал, что сам не может оторвать от неё глаз, что позади них скрывается холодный ужас, какого он ни разу не видел за всё их совместное братско-сестринское существование. Этот ужас она никому демонстрировать не собиралась. Он чувствовал, как она почти ненавидит его сейчас за его дар и в то же время уповает на то, что хотя бы он не обманется её такой фальшивой невозмутимостью. Невозмутимостью убийцы.

- Это она его довела, - услышал он за спиной шёпот. - У него давно было плохо с сердцем, и она это знала.

Он не обращал на них внимания, словно люди за спиной были стаей тараканов, участвующих в происшествии постольку-поскольку. Ему было важно только то, что скажут ЕЁ глаза и мысли. Но её мысли прочитать не удалось. Услышав слова, сказанные всего лишь шёпотом, но прозвучавшие как гром среди ясного неба, Венита вздрогнула, в серо-голубых глазах отразилось страдание от осознания своего поступка. Довела.

Сестра сорвалась с места, отталкивая неуспевающих отойти людей со своей дороги и шарахнувшись по пути от Фёдора, протянувшего руку, чтобы обнять и утешить её. Словно стена выросла между ним и самым близким ему в этом мире существом. На мгновение он даже забыл о мёртвом отце, лежащем в двух метрах от него. О себе внезапно напомнила мать, вбежав в комнату и дико обведя взглядом присутствующих. Заметив тело мужа, она с криком бросилась к нему, зачем-то стала перетаскивать его ближе к двери.

- Вызовите скорую, кто-нибудь! - закричала она, осторожно гладя мужа по щекам, и вдруг зарыдала, уткнувшись ему в грудь - женская интуиция, которая глаголет истину, порой, лучше всяких приборов, уже подсказала: мёртв, не вернуть. От осознания этого ошеломляющего факта в её мыслях появилась путаница. Федя, словно поднявшись на самый пик своих экстрасенсорных способностей, ясно видел, как она вспоминает первую встречу с отцом, их свадьбу, рождение его самого. Его удивило, что она не помнит рождение Вениты, как будто та и не являлась их первенцем. Потом воспоминания сменились мечтами о будущем: как они хотели поехать вдвоём в Петербург, на Чёрное море, за границу куда-нибудь. Хотели сделать ремонт в дачном домике, пристроить к нему баню и обмыть с друзьями долгожданный релиз последнего альбома отца, который вот-вот должен был состояться. И наконец, мечты перемешались с воспоминаниями, перепутались и переплелись в единый клубок неразборчивых мыслей, прошлое слилось с настоящим, между ними вклинилось предполагаемое и планируемое будущее, которое суеверные люди рекомендуют не планировать - ничего не сбудется. Сознание матери окрасилось в ярко-жёлтый цвет с красными вкраплениями - мозг не справился с потрясением. Его мать забилась в истерике.

Всё это произошло за несколько мгновений - и все пролетевшие перед его взором и затем перепутавшиеся мысли, и всё более нарастающее безумие. Всего несколько мгновений минуло с тех пор, как убежала его сестрёнка, а мама сошла с ума.

Как по команде засуетилась толпа: кто-то, кто бросился к телефону ещё после крика матери, вызывал на всякий случай и милицию, кто-то - к трупу и рыдающей над ним женщине. Федя разрывался между матерью и убежавшей сестрой, чьи шаги ещё было слышно через открытую входную дверь. Венита выбежала в чём была - туфлях, джинсах и тонкой синтетической блузке.

- Я позабочусь о ней, - кинул ему Валера, быстро надевая куртку и скручивая в компактный рулон плащ девушки. - Дождись врачей.

Сказал как отрезал и тут же вышел из квартиры. Федя устало присел возле матери, которая ни в какую не хотела уходить от отца или позволить хотя бы перенести его на диван, яростно отгоняя самых жалостливых доброжелателей. Никто кроме него ещё не понял, что она сошла с ума.

- Мама, - прошептал он, обняв её за плечи. - Мама, это я, Фёдор. Мама, что с папой?

- Он уснул, - ответила она и сердито посмотрела на него. - Почему ты ещё не в постели?

- Мне страшно, мама. Пойдём со мной. Пожалуйста.

Она грозно смотрела на него с минуту, потом выражение лица стало жалким и отчаявшимся, на мгновение безумие спало.

- Федя, я одна осталась! - воскликнула она и опять заплакала, позволив сыну обнять себя за талию, поднять и увести в спальню, в которой начала дико метаться, требуя, чтобы к ней вышел и поговорил её муж. Успокоить её удалось только после укола успокоительного, сделанным одним из прибывших врачей. Через час, когда приехала и забрала тело машина из морга, а скорая увезла мать, когда Федя устало присел на кровать в родительской спальне, его снова скрутило от непонятно откуда взявшейся боли.

- Венита, - прохрипел он, падая на пол и теряя сознание.

 

Комментариев нет:

Отправить комментарий