Почему вдруг Гуш Катиф?
"What happens to a dream deferred?
Does it explode?
or does it fester
like a raisin in the sun?" (black renaissance, poem by don'trememberwho)
Гуш Катиф. Он приходил ко мне во снах наверное, когда я еще жила в Америке. Трудно поверить, скорее всего, людям пережившим размежевание, особенно тем которые здесь активно сопротивлялись ему, и проиграли, что крики их душ могли отразиться в настрое нас, заграничных, удобно устроившихся, но евреях. Как отголоски происходившего, друзья и знакомые интеллектуалы разделились на левые и правые лагеря. С пламенем в глазах один доказывал что евреи притесняют несчастных арабов, другая, же с отвращением смотрела на это еврейское чудо природы, и говорила "нельзя отдавать наши земли, нелья." Мы были далеки и наивны.
20 ноября, 2006го года Израиль наконец-то перестал быть для меня мечтой и превратился в реальность. Я соединила свою жизнь с любимым человеком, добилась переезда - не он ни я не хотели покидать родину, не смотря на давление родственников. Ариэль и Шамрон стали нашими путеводными звездами. Я собирала знаки везде, ждала, молилась, готовилась. Жизнь давала мне шансы.
"Танька," позвонил мне возбужденный жених, "курсы тележурналистики для тебя открывает 9ый канал." Выудил мой суженный мой дальнейший план жизни по радио, в пути между Кириат Шемоной и Герцелией. К нашим планам купить себе участок за чертой, написать бестселлеры и продолжить мою карьеру преподавателя в израильских школах, прибавилась тележурналистика, с которой, если честно, я по началу не знала что и делать. Решила: это паралельно творчеству моему, кое-чему полезному научусь, пригодится. И отсидела лекции Гольцекера и гостей с 9го канала.
Между тем наши свадебные планы продвигались. Миновал медовый месяц на востоке. Мы оба, не сговариваясь, захотели большую семью, и положили этому желанию начало скорее всего в Сингапуре. В Израиль я вернулась беременная. Я, если честно, призабыла про Гуш Катиф, со всей житейской своей возней. А когда пришло время писать "контрольную" катаву и делать съемки на курсах тележурналистики, вспомнила. Я собрала себе группу из четверых, включая себя, девчонок, разных как день и ночь русккоязычных израильтянок. Самое большее припятствие в нашем симбиозе, я вскоре поняла, эта та самая разница во взглядах на зеленую черту. Оказалось что только одна девушка из моей группы разделяла мои взгляды, а остальные в принципе, включая Гольцекера, по разным причинам были рады что избавились от проблематичной территории.
Это слегка осложнило прогресс работы. Концентрация пошла на "проблемы" несчастных переселенцев, болезни там всякие, бедность, психологические травмы, и мне это совсем не нравилось. Единственное что меня из этого направления заинтересовало, это то что 14 девочек во время размежевания, за довольно короткий периуд, подверглись лечению в психиатрических больницах. Эта боль молодых девушек борющихся через все преграды за свою землю передалась и мне. Одну из них я нашла. Сегодня она борется за то чтобы ей позволили служить в армии - ей это необходимо. Родителей она заставила жить возле Гуш Катифа, не дай бг не в центре где нибудь. Мама ее теперь работает, как и многие другие переселенцы наверное, продавшицей на кассе в безликом конгломератном магазине. эм лё мизкеним, в запале сказала я классу, а мы да - за то что не вмешались и потеряли свою законную землю, выход к морю, миллионную прибыльную агрикультурную торговлю на самом высшем уровне.
Тем не менее, работа продвигалась. Съемки в Ницане и Ариэле были сделаны. Красивая религиозная семья, состоящая из сухопалой еврейки-медсестры, отца семейства преподавателя торы, и 11ти детей всех возрастов, теснящаяся в вагончике на пустыре оставила у меня в сердце неизгладимое впечатление. Запомнился и молодой отец с маленькой семьей организовавший центр для детей и молодежи в Ницане. "Она нас понимает," с удивлением, по израильски горячо, открыто сказал он жене во время интервью. Мне почему-то стало от этого приятно. Работа продвигалась, вспыльчивость моя начала надоедать Гольцекеру.
По натуре я не лидер, и уж точно не политик, и поэтому мне трудно было обуздать мою разноголовую группу. У всех сложилась своя версия репортажа. Ну и на здоровье, подумала я. Сама закончу мною начатое. Девушка из религиозной семьи переселенцев в Ариэле предупредила меня категорично что вообще против материнской инициативы, не собирается связываться с русским каналом, что я вообще еще дура и не понимаю что я от них никогда потом не получу из архива свои кассеты - она была уверенна в том что говорит, потому что сама готовилась к карьере тележурналистики и работала на радио канале. Я ее конечно же не послушала. Мне было необходимо сделать хоть что-то ради своей совести, ради своей мечты вернуть наши земли, ради чего-то всегда вышестоящего. Против был и сам отец семейства, но мать, интереснейшая женщина, почему-то пошла мне на встречу, позволила снимать младших своих детей, ей нужно было выговориться.
Я держала ее в своем сердце, не забывала о мечте преподавать английский в Ариэле, и ударившись в творческий кризиз и недопонимания на курсах, просто решила отложить на дальнюю печь этот проэкт. Он не забывается. Он пекется, готовится, булькает. Я просто научилась подходить к делу с более трезвой и спокойной головой.
В мисрад хинухе наконец-то организовали ускоренные курсы преподавателей английского в Холоне, в 25 минутах ходьбы от дома. Я была довольна этим поворотом судьбы. Я знала что эти два увлечения должны протекать у меня паралельно и официальные документы мне пригодятся чтобы продолжать обе работы, преподавателя и журналиста/писателя.
Приехали и уехали родители встревоженные и обрадованные нашей беременностью, внеся в сложившийся ритм жизни кавардак. Когда-то они восприняли мой переезд из Америки в Израиль как очередное сумашедствие, как впрочем большинство решающих моментов моей жизни. Теперь они вмешивались в наши планы счастливой семьи. Ну дай бг им здоровья. Они другие и повидимому их ничего не тянет в Израиль. Они просто не могут нас понять, и не надо. Так же как я никогда не могла и не могу понять настойчивые требования моей матери на наш переезд в Америку. Зачем? Что там мы потеряли? Пускай уезжают другие, которые этого хотят. Нам это не надо. У нас есть родина, и мы должны быть при ней. Здесь мне бывает порой не просто, но я никогда не искала простых но не своих путей в жизни. От Миши его отец вообще, по своим каким-то причинам, отказался. Мы и это пережили. Болела в Мише его родная Кириат Шемона, куда он перестал ездить изза соры с отцом. Впервые мы вернулись туда недавно, по моей инициативе, сняв циммер по близости. Съездили навестить город, русский магазинчик, заправку. Сердце сжималось за мужа. Он не заслужил к себе такое отношение, но кто может понять сердце упрямого старящегося еврейского отца. Я лишь помолилась чтобы Миша сам никогда не стал такой слепой к своим детям, а я, не в пример моей матери, к своим детям. Но ведь будет, будет это все - и ссоры и недопонимания поколений и старческкое упрямство, куда от этого денешься? Нельзя судить своих родителей. Родителей мы обязанны уважать хотя бы за то что дали нам жизнь.
Не пройдет и пару месяцев и я получу давно-обещанный нам, и по каким то непонятным причинам задержанный диплом тележурналиста, с которым, впрочем еще не знаю что делать. Первый семестр ускоренных курсов для новоприбывших преподователей тоже подходит к концу.
В сентябре мне рожать счастливого здорового мальчика. Женятся друзья. Возвращаются из своих лабиринтов и звонят далекие, в Америке, подруги. Жизнь идет своим чередом. Израильское общество не забывает Шалита и не забывает Гуш Катиф, умея носить свои раны скромно, и радоваться тому что есть. Лиат, лиат - говорят они - иие беседер, лиат, лиат. Ну и как среди таких людей не трудиться и не радоваться своей жизни? Не возможно. Только я всегда говорила и говорю: ахшав беседер, лё иие беседер.
На уроке английской литературы учихалка решила продемонстрировать нам креатив метох лаxац: "за две минутки," говорит, нарисуйте мне плакат-протест бомбам." Все как марионетки написали одно и тоже: "Нет бомбам!" Она проходилась между партами, видимо какой-то учительский прием который она попыталась продемонстрировать получился, хвалила всех, и наткнувшись на разрuсованный плакатик : "отдайте нам Гуш Катиф назад сейчас-же!" неудовлетворенно промолчала и опустила глаза. Старушка американка видимо тоже уже приспособилась и приняла это нелепое решение. Я сама удивилась этакому креативу. Поговорила с одноклассником Моше, отцом пятерых, переселенцем - спросила если я буду продолжать свою катаву, сможет ли он дать мне интервью. Он не удивился, согласился, сказал что можно даже по телефону. Нет. Гуш Катиф невозможно забыть, не нужно забывать, и не в наших интересах забывать. Его надо возвращать. Лиат, лиат.
Let's start with very little things: cleaning our bathrooms, praying and celebrating our holidays, or, for instance, petitioning in every way possible to save today's Ishuv-a-daat. For further instructions, explanations, etc, I would check zadiran and elkek .
Комментариев нет:
Отправить комментарий